Цена реформ: СССР обеспечивал лекарствами полмира, а в России нет ничего своего

Пандемия COVID-19 заставила многие государства запретить или ограничить экспорт лекарств, медицинского оборудования и изделий. В этой ситуации для многих стран вопрос собственных разработок и производства оказался крайне актуален. США уже поставили вопрос о производстве основных лекарственных препаратов на территории страны.
Россия зависит и от зарубежных лекарственных субстанций, и от разработок зарубежных фармацевтических компаний, работающих на российском рынке, рассказывал «Свободной прессе» заведующий кафедрой экономики, управления и оценки технологий здравоохранения РМАНПО, д.м.н., профессор Виталий Омельяновский. По его мнению, фармацевтической отрасли нашей страны долгое время не уделялось должного внимания, однако российские компании с удовольствием будут создавать условия для производства новых препаратов.

Готова ли наша фармацевтическая отрасль обеспечить население страны необходимыми препаратами «Свободной прессе» рассказал генеральный директор Ассоциации Российских фармацевтических производителей (АРФП) Виктор Дмитриев. Кстати, эксперт обратил внимание, что претворение в жизнь решений американского президента Дональда Трампа о выпуске лекарств непосредственно в США потребует времени.

— К международному разделению труда шли достаточно долго и за один день к старому порядку, когда все производится на территории одной страны, не вернутся. Это не только в США, но и у нас, и во всем мире.

«СП»: — Почему так сложилось?

— Если взять, например, историю нашего фармпрома, то в советское время мы производили лекарства у себя по полному циклу. Более того, мы продавали субстанции за рубеж, в том числе и в Китай.

В 90-е годы мы потеряли производство субстанций фактически на 90%, а может и более. Это было связано с экономическими проблемами, разрухой и в умах, и в экономике.

В это же время Китай взял курс на индустриализацию и химизацию. В конце 80-х — начале 90-х в Китае было построено колоссальное количество химических заводов разных направлений, в том числе по производству фармацевтических субстанций. Поэтому субстанции были достаточно дешевые. Благодаря этому, в конечном итоге, Китай стал мировой фабрикой по их производству. В США последнее производство субстанций антибиотиков закрылось около​ 10−12 лет назад, было выгоднее покупать их в Китае, чем производить у себя.

«СП»: — Почему Китай так активно начал развивать фармпроизводство?

-Учитывая то, что и зарплаты были довольно низкие, то себестоимость субстанций была крайне низкой. Последние лет 15 вся мировая фармацевтическая промышленность жила по таким правилам, пока не стали возникать скандалы. В частности, гепариновый скандал в США, когда произошло несколько летальных случаев ​ из-за пришедшей субстанции, проверка которой показала недостаточное качество. Сразу после этого встал вопрос о том, чтобы американские регуляторы, разрешающие ввод​ в обращение лекарственных средств, имели бы возможность контролировать производство не только готовых лекарств, но и субстанций, в том числе в Китае.

Но одного желания мало, надо менять нормативную базу не только США, но и Китая, чтобы он согласился принимать у себя зарубежных инспекторов. Позиция была такая — хотите покупайте без всяких инспекций, не хотите — не надо.

В последние 5 лет Китай взял курс на сохранение экологии и улучшение экологической ситуации. Они стали либо закрывать заводы, которые наносили вред окружающей среде, либо обязывать владельцев их​ перепрофилировать, ставить новые очистные сооружения. В результате, во-первых, сократился общий объем производства, во-вторых, на оставшемся выросла себестоимость. Соответственно выросли цены.

Многие страны, в том числе Россия, стали задумываться о возрождении производства субстанций у себя. Тем более, курсовые прыжки, когда доллар подскакивает в 2 раза (а субстанции покупают за доллары), сказываются на конечной цене продукта и, естественно, на кошельке потребителя.

Цели были поставлены и потихоньку решаются. В частности, у нас принято Постановление 1289 (Постановление Правительства РФ от 30 ноября 2015 г. N 1289 «Об ограничениях и условиях допуска происходящих из иностранных государств лекарственных препаратов, включенных в перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов, для целей осуществления закупок для обеспечения государственных и муниципальных нужд» — ред.), по которому мы стараемся, чтобы производство максимально базировалось в России — от готового лекарственного средства до упаковки, то есть речь идет о полном цикле производства.

«СП»: — Ситуация с пандемией что-то изменила?

— Коронавирус ситуацию подтолкнул, потому что производство вроде бы есть, но либо границы закрыты, либо COVID-19 накрыл другую страну и дана команда всем находится дома, не выходить на работу, в том числе и тем, кто занят на химических производствах.

Мы на себе ощутили все эти «колебания». Хорошо, что к острой ситуации это не привело, потому что был определенный запас субстанций. Но во время эпидемии в Ухане многие химические заводы в Китае были закрыты, были закрыты границы и получить субстанции мы не могли. У нас всё более-менее восстановилось только в середине марта. Но при этом скакнул доллар и сейчас цены будут подрастать.

Надо четко понимать, что все фармацевтические предприятия в России, думаю, и в США также, — это не государственные, а частные компании. В России государственные только те предприятия, которые производят наркотические средства. Обязать частные предприятия покупать конкретный продукт крайне сложно, если есть альтернатива, конкуренция.

Принять решение, как это делает Дональд Трамп, это одно. Но если себестоимость продукции будет выше, чем в Китае, то либо государство вынуждено будет изыскивать возможность компенсации потерь, которые промышленность понесет в результате покупки отечественной субстанции, либо предприятие просто не будет покупать эту субстанцию, потому что это невыгодно.​

«СП»: — Пандемия показала, что в критической ситуации​ каждое государство защищает, прежде всего, свои интересы. Это касается и лекарств. Насколько Россия способна саму себя обеспечить необходимыми препаратами, а также субстанциями?

— Любая чрезвычайная ситуация в момент старта создает панику и определенные проблемы. В зависимости от масштаба проблемы в первый момент происходят сбои, которые потом устраняются. Но предугадать все, что произойдет завтра — невозможно: пандемия, техногенная катастрофа или что-то еще.

У нас есть запасы, они рассчитаны на какую-то среднюю катастрофу, которая может произойти. И у нас, и у США, и у Китая. Но все предусмотреть невозможно. Наверное, у МЧС есть определенные расчеты, сколько надо лекарств в случае задымления или вируса, или радиологической аварии, или чего-то еще.

Делать огромные запасы, которые непонятно, когда понадобятся, можно. Но ​ кто за это будет платить? Надо найти правильный баланс между экономической составляющей и вопросами безопасности.

После того, как что-то происходит, приходится перестраиваться. Например, у нас есть препарат, который фактически не нужен в повседневной жизни. Его мало производят и хранят буквально единицы, но он крайне востребован при задымлении. Когда были пожары в Подмосковье и все затянуло дымом, он стал резко востребован. И тогда компания-производитель перестраивалась, запускала дополнительную линию и через какое-то время обеспечила препаратом население, которое в нем нуждалось. Но это не произошло через две минуты, после начала задымления.

Есть госрезерв, где предусмотрены запасы и продуктов, и лекарственных средств, и медицинских изделий. Насколько их хватит зависит от ситуации.

Сейчас фармацевтическая отрасль работает в три смены, особенно те, кто производит антибиотики, противовирусные препараты. И это одна ситуация. А чтобы было, если бы эти заводы оказались разрушены по каким-то причинам, я не знаю. Это, наверное, была бы другая ситуация. Предвидеть все невозможно. Есть определенный запас прочности и понимание того, что может понадобиться и как это запускать.

«СП»: — Насколько мы зависим от зарубежных субстанций?

— Она есть и не только у нас, хотя это и не является оправданием. Мировые фабрики по производству субстанций, как я уже сказал, это Китай и Индия.

— Можем ли мы эти субстанции воспроизвести? — Можем и легко. В советское время мы ими полмира обеспечивали. Но сегодня мы неконкурентоспособны по цене с Китаем в силу разных экономических причин: численность населения, поддержка государства, демпинг и так далее.

В мирное время бизнесу выгоднее покупать китайскую субстанцию. В случае закрытия границ мы вынуждены будем воспроизводить субстанцию в России. За неделю, конечно, нет, но за месяц-полтора мы запустим ее производство. Сколько это будет стоить? — В такой момент, наверное, вопрос о конкурентоспособности стоять не будет. Будет стоять вопрос об обеспечении внутреннего рынка и внутренних потребностей. Думаю, и в США будет такая же ситуация.

Технологически мы готовы воспроизвести, что угодно. Есть вопросы с патентной защитой, с себестоимостью, с объемами. Есть препараты, для которых невыгодно в каждой стране строить предприятие по производству субстанций. Их потребление очень низкое, поэтому строится один завод по производству такой субстанции, который обеспечивает весь мир.

Думаю, справимся.

«СП»: — А какова сейчас доля российских лекарств в аптеках?

— Лекарства оценивают в двух измерениях. В деньгах российские препараты​ проигрывают: наша доля приблизительно около 30%. Если же говорить об упаковках, то картина прямо противоположная: около 70% – российские препараты, а 30% – иностранные. Это говорит о том, что упаковка произведенного у нас лекарства чуть ли не 2 раза дешевле зарубежной.

Кроме того, у нас за последние 10 лет построили очень много новых заводов по программе «Фарма 2020». И у нас многие производители — это крупные интернациональные компании, которые открыли здесь свои заводы и производят здесь лекарства. Мы воспринимаем эти препараты как российские, но маркетинговые компании, которые считают рынок, пока, к сожалению, не могут их жестко дифференцировать, потому что иностранные компании часть одного и того же препарата завозят, а часть производят здесь. Если от этого отвлечься, то, думаю, что доля в упаковках препаратов, произведенных в России, уже около 85%. А в деньгах 35−40%.

А далее возникает спор — это наши или иностранные продукты? Если, например, препарат привезли, а здесь только расфасовали в блистеры?

В целом, лекарства есть. Другое дело, сколько они будут стоить. То, что подорожают, понятно всем.

«СП»: — Что сейчас надо сделать властям, чтобы российский лекарственный рынок был рентабельный, но и доступный для населения?

— Первое, надо заниматься не рынком лекарств и медоборудования, а системой здравоохранения. Во главу угла надо ставить пациента и исходить из его интересов. Пациенту все равно, где произведен препарат. Ему важно, чтобы препарат помог. Как и ИВЛ: чтобы он не загорелся в нужный момент, а продолжал качать кислород.

Исходя из этого, мы должны четко определиться с тем, что нам надо для чрезвычайных ситуаций. Кроме того, министр здравоохранения Михаил Мурашко уже предложил вновь создать государственное аптечное управление, идея о котором давно витает в воздухе, чтобы этот резерв был 100-процентно российским. Чтобы нам не грозило не перекрытие границ, ни изменение политических отношений, ни что-то еще. Чтобы мы были обеспечены всем необходимым.

Кроме того, когда будет изменена система здравоохранения, когда врач будет нормально получать и не стремиться выписывать препарат, за который его компания-производитель чем-то поощрит, то он будет заинтересован в излечении пациента. Так работает страховая система за рубежом.

У нас страна огромная, и взять и переложить систему Швейцарии или Америки на Россию не получится. Но надо смотреть и менять нашу систему: и финансирование, и структуру, обеспечение госпиталями, коечным фондом, кадрами. И потом уже выстраивать промышленность.

Основными показателями должны быть не проценты отечественного или импортного, а количество выздоровевших людей и смертность. А когда докладывают, что 80% препаратов по онкологии в списке ЖНВЛП (Перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов для медицинского применения — ред.) стало российских, а врачи говорят, что на 80% увеличились побочные эффекты, то хорошего мало.

Я бы ушел от понятия рынок в здравоохранении, потому что это бизнес, но это социально-направленный бизнес. Пока система регулирования неуклюжая. Надо начинать не с рынка, а с системы здравоохранения. А на рынке должен быть один регулятор, как во всем мире.​ А у нас сегодня Минпром за одно отвечает, ФАС за другое, Минздрав за третье, Росздравнадзор за четвертое. В результате имеем то, что имеем и спросить не с кого. Регулятором должна быть система здравоохранения.

– сообщает Свободная Пресса

Добавить комментарий

Кнопка «Наверх»